Lux aeterna

Сначала Анкано всего-навсего смотрит.

Сфера Саартала мерно оборачивается вокруг своей оси, заставляя думать о целом мире – о миниатюрной планете из тьмы и света; Анкано не может решить, чего больше. Стоит подумать о свете – Сфера гасит бирюзового оттенка лучи и блестит черным, смиришься с тьмой – озаряет призрачным рассветом.

Сфера Саартала стянула к себе всю Коллегию. Архимаг Арен подбирается, бормоча что-то о «пробах», старик Толфдир покашливает, словно собираясь прочитать очередную лекцию. Фаральда и Гестор подозрительно морщатся, перешептываются, напоминая пару грязекрабов, высунувшихся из-за камня. Еще чуть позади – ученики, данмерка прилежно записывает что-то на длинный пергамент, а кхаджит шипит, водит усами, будто учуяв падаль.

Маги раздражают Анкано. Так было всегда; обитатели Коллегии недалеко ушли от пьяных дикарей-нордов, и сама Коллегия больше напоминает захолустную таверну на краю мира. Только верность Талмору удерживала Анкано в этом забытом всеми богами месте; но теперь многолетняя тоска вознаграждена сторицей.

Анкано смотрит на Сферу и понимает: именно ее ждал десятки лет.

Нет, больше сотни: всю жизнь.

- Это настоящее чудо, - говорит кто-то. Анкано едва не оборачивается, чтобы ударить говорящего – Толфдира или самого архимага; они все достойны разве пасти гусей, а не приближаться к источнику света и тьмы, тьмы и света, могучей силы и самой истины.

- Как вы наблюдательны, - цедит Анкано сквозь зубы; на него падает бирюзовый луч; он проглатывает свет залпом, чуть не захлебываясь; позвоночник продергивает дрожью. Анкано приходится спрятать руки. Они тоже дрожат. – Полагаю, я лично займусь… исследованием этого артефакта.

Это значит: только я.

Это значит: убирайтесь. Архимаг или кхаджит-ученик – не имеет значения.

Анкано смотрит; чувствует, как с его ресниц капают густые капли света.

Свет, думает Анкано. Не тьма. Сфера Саартала – все-таки свет.

Труднее всего избавиться от Толфдира. Старик считает себя хозяином Сферы (Око Магнуса, ее имя – Око Магнуса), и оттого крутится, словно пес возле вяленой хоркерской туши; с каждым днем, с каждым часом Анкано все труднее сдерживаться – нельзя выгнать мага пинком, нельзя наорать.

Анкано пытается вспомнить как нужно себя вести. Хладнокровно. Он советник архимага, эмиссар великого Талмора, и…

Око Магнуса щедрыми сполохами роняет на него свой бесконечный, лазоревый свет.

Толфдир уходит. Иногда даже старые маги нуждаются в паре-тройке часов сна, и тогда Анкано пробирается в зал, воровато озирается. Он ненавидит себя за виноватый страх, он сравнивает себя с ворующим сушеную рыбу кхаджитом, большего унижения трудно представить, а потом закрывает дверь Зала Стихий. Дверь оглушительно скрипит промерзшим железом. Анкано сжимается: услышат. Поймают.

«Это просто исследования», убеждает себя Анкано. «Мои особые исследования Ока Магнуса. Нельзя доверять такой артефакт свинопасам-скайримцам, позорящим магическое искусство.

Он кивает самому себе, а затем улыбается.

Сфера ждет его.

Анкано приближается куда теснее, чем Толфдир и Савос Арен - на самом деле, Анкано почти вжимается в Сферу, трогает длинными пальцами выемки темноты и впадины, исторгающие сияние.

Он ощущает, как свет наполняет его самого; пробирается в глаза и через рот, ноздри. Анкано прозрачен, словно «стеклянный» доспех, и внутри него зарево, много-много света. Анкано сползает на колени, судорожно сдергивает и мнет плащ, перчатки тоже на полу – будто подношение божеству.

Обнаженный, Анкано обнимает Сферу.

В этом жесте бесстыдство жреца Боэтии и целомудрие монахов-отшельников. Сфера гладкая, выемки рун – нежнее лепестков горноцвета. Пред Оком Магнуса Анкано покорен, пуст и одновременно переполнен светом.

Ему чудится, что лучи струятся изо рта, из глаз, даже из-под кончиков ногтей; Анкано часто и тяжело дышит, запрокидывая голову. Волосы тоже сияют лазурным – он часть Сферы.

Око видит его.

Око Магнуса – свет, и Анкано – тоже свет.

В какой-то момент он прикасается к груди, к животу – аккуратные мышцы ходят под ладонью вместе с ребрами; Анкано дышит, словно загнанная лошадь; это все плоть, думает он, ненавидя собственное тело – совершенное тело чистокровного альтмера. Плоть не в силах вместить весь свет Ока Магнуса.

Я хочу еще, беззвучно выкрикивает Анкано. По подбородку стекает слюна, и в ней тоже иззелена-синие крупицы.

Я хочу еще, повторяет Анкано, выцарапывая глубокие влажные лакуны от груди до паха. Я хочу вместить весь свет.

Анкано лжет себе: он ничуть не ведет себя странно, маги Коллегии Винтерхолда глупее троллей и к тому же слепые, как фалмеры. Анкано может утащить Сферу в кармане, а Толфдир и Савос решат – укатилась. Или злокрысы сгрызли.

Он держится как обычно: строгий, отстраненный, воплощение достоинства и гордости Альтмерского Доминиона.

Под плащом мокнут и саднят царапины. Анкано не лечит их – каждая напоминает о Сфере, каждая отсчитывает часы до ночи; Анкано спит урывками и почти ничего не ест. Порой он останавливается, разглядывая свои ногти: вырвется ли притаившийся внутри луч, однако под ногтями только засохшая корка собственной крови.

Однажды заботливая Брелина спрашивает: вы хорошо себя чувствуете, советник? Анкано привычно отворачивается, но выхватывает в каком-то начищенном до зеркального блеска подносе собственное отражение.

Он похож на высохшего мертвеца. На драугра, какими кишат нордские крипты.

«У драугров светятся глаза», думает Анкано, и кусает губы, сдерживая смех; Брелина встревожено мнется рядом. Анкано выплевывает: убирайся.

Хорошо, стоит прекратить самообман: маги Коллегии не так глупы и слепы. Анкано следует поторопиться.

Тогда он спускается в Мидден, где таится тот, кому однажды уже открылась Сфера.

Мидден кишит морозными пауками, бродячими скелетами и свидетельствами слишком близкого знакомства некоторых винтерхолдских магов с даэдра. В другой момент узкая бровь Анкано вздернулась бы, а идеальная память зафиксировала каждую деталь, а теперь он молча отбивается от пауков и скелетов; старые кости похрустывают под сапогами, словно снег.

В Миддене холодно. Морозом пробирает до собственных костей. Анкано с отвращением думает о жалкой, слабой плоти. Несколько раз Анкано чудится: не выдержит, он слишком измотан и истощен ночными бдениями у Сферы и самоистязаниями; просто заснет здесь, среди зеленоватого, почти оттенка лучей Ока, льда.

Может быть, станет драугром.

Со светящимися глазами.

Но в конце концов он приходит к тому, кого искал.

Авгур Данлейнский ждет его. Во всяком случае, стоит Анкано переступить порог выстуженной кельи, раздается низкий звучный голос:

- Добро пожаловать, советник Анкано.

Откуда Авгур знает его имя? Не имеет значения; Анкано стоит, прислонившись к ледяной глыбе-стене и хватает губами воздух.

Анкано завидует Авгуру Данлейскому, потому что Авгур Данлейский - это чистый свет, индиговый с белыми прожилками, самый огромный магический огонек во всем Тамриэле. «Неудачный эксперимент? О боги, о даэдра, это не… неудачный».

- Чего ты хочешь, советник Анкано? – продолжает сапфировое мерцание, при каждом слове оно вспыхивает чуть ярче. На последнем слоге Анкано вынужден зажмуриться: Авгур не Сфера, его свет трудно терпеть после темноты Миддена.

«Стать тобой», - молчит Анкано.

- Знаний. Об Оке Магнуса, - говорит вместо правды.

И ему чудится, что щупальца-лучи прикасаются – теплыми ладонями, Анкано мерещится обеспокоенность, словно он больной, а переродившийся бретонец – лекарь; лучи гладят его плохо заживающие ссадины и воспаленные веки.

- Чего ты хочешь на самом деле, советник Анкано?

Авгур Данлейский желает правды. На долю секунды Анкано сжимает кулаки: да как он смеет, жалкий маг, бывший человек... ему не нужна эта тихая печальная забота, исповедоваться перед Авгуром он тоже не намерен.

Человек, знай свое место пред сыном Доминиона, едва не выплевывает Анкано.

Он закрывает лицо ладонями и вздрагивает заострившимися плечами:

- Око Магнуса. Я хочу быть светом.

Анкано убирает руки, проваливаясь в свет чужой – Авгур принимает его, всеми лучами, каждым сполохом; Авгур не станет судить его, не произнесет крамольного – «безумец».

- Я дам тебе свет, советник Анкано, - обещает Авгур Данлейский.

Анкано понимает: пути назад нет.

Он кивает.

Он не собирается возвращаться: впереди вечный свет.